В конце ноября Совет Федерации опубликовал на сайте Верхней палаты парламента проект закона «Об основах системы профилактики домашнего насилия в РФ», более известного как «закон о семейно-бытовом насилии». Среди мер законопроект предусматривает судебное предписание и защитное предписание. Предполагается, что принятие профилактических мер может быть инициировано не только в случае личного обращения жертвы, но и информирование соответствующих органов со стороны организаций социальной защиты и простых граждан, например, соседей.
В случае вынесения предписания агрессору будет запрещено на протяжении от 30 суток до года контактировать с жертвой лично, по телефону, Интернету и вообще устанавливать ее местонахождение. Предписание может принять и более серьезные меры, например, обязать агрессора покинуть общее место жительства с жертвой, даже при наличии права собственности и/или пройти психологическую программу. Кроме государственных органов к профилактике «семейно-бытового насилия» законопроектом предполагается привлечь некоммерческие и общественные организации. В Ставропольском крае у законопроекта есть свои сторонники и противники. Больше всего критике подвергается именно пункт о некоммерческих организациях. Например, митрополит Ставропольский и Невинномысский Кирилл считает, что законопроект развяжет им руки и является попыткой подмены существующих органов власти новой структурой. «Суть работы этих некоммерческих организаций – найти эти проблемные семьи, то есть, зачастую, выискать проблему там, где ее нет: мы видим огромное количество таких случаев в Италии и других европейских странах. Задача этих организаций одна – заработать деньги, и если органам опеки не доплачивают за каждого изъятого ребенка, то тут ситуация иная, именно поэтому мы категорически против этого законопроекта. Нужно продвигать в первую очередь нравственность, культуру, образование, медицину и тогда все проблемы решатся», – поделился мнением митрополит. Методы Запада? С точки зрения уполномоченного по правам ребенка в Ставропольском крае Светланы Адаменко, семейно-бытовое насилие – это проблема, от которой нельзя отмахиваться и не замечать. «Мне, как уполномоченному, приходится с этим сталкиваться чуть ли ни каждый день. Эту проблему надо решать, прежде всего, профилактическими и упреждающими мерами, а также нужно совершенствовать имеющееся законодательство в этом плане. Институт уполномоченного по правам ребенка, когда давал заключение на законопроект, о котором сейчас много говорят, вынес свой вердикт: терминология, которая используется в законопроекте, предлагаемые нормы и механизмы его реализации, не регулируют, на наш взгляд, а наоборот, создают другие проблемы, связанные с семейными отношениями», – отметила омбудсмен. По ее словам, законопроект требует серьезной доработки с точки зрения юридического взгляда и прежде всего в части механизмов его реализации. «Например, непонятно, как будут оцениваться такие механизмы работы с семьей, которая находится в трудной жизненной ситуации, как социальное, правовое сопровождение, оказание помощи детям, пострадавшим в ходе конфликтов или от жестокого обращения. Сегодня это действует и отражено в других законах, есть структуры, которые обязаны работать на упреждение и на раннее вмешательство. Но вот насколько эта система эффективно работает – другой вопрос, давайте в этом разберемся, а потом уже будем идти дальше», – сообщила Адаменко. Она указывает, что очень многие общественники и родительская общественность волнуются и называют законопроект «ювенальной юстицией». «Я бы так конкретно и категорично его не называла, так как уверена, что ювенальная юстиция западного типа, которой так боятся наши родители, к нам не придет: Россия идет своим путем. А то чего боятся или чем пугают – все это есть. К примеру, в России система учреждений и ведомств, механизмов по защите прав детей и семей с детьми работает на основе Семейного кодекса, закона об основных гарантиях прав ребенка, Закона об опеке и попечительстве, Закона о комиссиях по делам несовершеннолетних и защите их прав и все эти институты стоят на страже ребенка и семьи», – рассказала уполномоченный по правам ребенка в Ставропольском крае. Омбудсмен уверена, что законодательство России, не поддержав западные модели, наделило полномочиями наши органы и институты по защите прав детей и семьи, которые не допускают бездумного вхождения в семью, отбирания детей. «Семья сегодня защищена Конституций РФ, частная жизнь неприкосновенна, изъятие детей и лишение родительских прав – крайняя мера. В Ставропольском крае в 2019 году лишили прав 250 человек, а, к примеру, в 2010 году таких случаев было более тысячи», – сообщила Адаменко. В Семейном кодексе РФ есть статья 77 – отбирание детей при угрозе жизни и здоровья, и здесь кроется мина замедленного действия. Президент РФ Владимир Путин поручил взять под особый контроль чрезмерное вмешательство и отбирание детей при угрозе жизни. «А что такое угроза жизни, кто должен оценить ситуацию, от кого зависит судьба детей и семьи – от органов опеки и попечительства, подразделения по делам несовершеннолетних полиции. К сожалению, здесь многое зависит от человеческого фактора, не всегда принимаются правильные решения, есть перегибы. Не все специалисты, работающие в системе опеки и правоохранительных органах, являются профессионалами, некоторые не имеют порой жизненного и профессионального опыта», – указывает на проблемы собеседник. Она считает, что иногда нужно проявить бдительность и решительность, но не хватает воли и уверенности принять меры по защите малыша, и он погибает или получает серьезный вред здоровью. А иногда наоборот, можно было дать шанс семье, помочь родителям, но детей помещают в государственное учреждение. «Нужно определить грань между тем, когда надо спасать ребенка, маму или отца, в том числе на ранней стадии проблемы, и между тем постулатом, что семья, ее жизнь, права неприкосновенны. Как понять, что домашнее насилие существует в конкретной семье, если многие живут очень закрыто и не пускают в свою жизнь не то чтобы соседей, но и родственников? Ведь многие знали о семье, где мальчика родители ставили на несколько часов на гречку, но молчали. Но большинство не догадывалось, хотя по поведению мальчика можно было увидеть, что не все гладко в его семье», – рассказала Адаменко. Говоря о роли НКО в законопроекте, она отмечает, что государство может и должно помогать семьям, которые в этом нуждаются, но все проблемы государство не решит. «Поэтому существуют специально подготовленные институты гражданского общества, социально ориентированные НКО, которые под это «заточены», у них есть наработки, опыт, практика, в первую очередь в сопровождении семей в социально опасном положении, детей, которые находятся в конфликте с законом. Я думаю, что отдельные полномочия им можно передать, и не надо бояться, нужно доверять нашему обществу, это и есть взаимодействие. Но нужно тоже понимать, что не все НКО могут входить в семью – это должно быть возможно только с согласия самой семьи и должно происходить индивидуально», – поделилась мнением омбудсмен. Она считает, что добросовестные родители ни о чем не должны волноваться, так как никто не сможет вмешиваться в их жизнь. «Но те, которые просят помощи – им надо помогать. Не хочется пугать никого домашним насилием, просто надо работать с семьями, не быть равнодушными, помогать, поддерживать. Потому что должно быть в нашем сознании понятие, что у большинства родителей, добросовестных и любящих друга друга и детей, есть и должна быть презумпция невиновности, и тогда не нужен будет закон о семейно-бытовом насилии», – подчеркнула Адаменко. Закон «ни о чем» Заместитель председателя Ставропольского регионального отделения партии «Яблоко» Валерий Ледовской отмечает, что в законопроекте дается определение семейно-бытового насилия, в котором есть слова «не содержащее признаки административного правонарушения или уголовного преступления». «То есть действие законопроекта сужается практически до пустого множества ситуаций, получается, правонарушения и преступления – тема других, уже имеющихся правовых актов. А тема этого законопроекта – лица, «в отношении которых есть основания полагать, что им вследствие семейно-бытового насилия могут быть причинены физические и (или) психические страдания и (или) имущественный вред». Если честно, мне непонятна формулировка «основания полагать», а в законопроекте список оснований не перечислен» – указал политик. Другой странностью он называет то, что нарушителем называется «лицо, достигшее восемнадцати лет». «При этом в отдельных случаях возможно заключение брака с более раннего возраста. И мне кажется, что профилактику семейно-бытового насилия имеет смысл проводить как раз на ранних стадиях брака, если вообще в этом есть смысл», – сообщил Ледовской. Есть в законопроекте и откровенные противоречия. «В определении профилактики семейно-бытового насилия присутствует «привлечение к ответственности нарушителей», хотя в определении семейно-бытового насилия говорится, что в законе рассматриваются случаи, не содержащие признаки правонарушения или преступления. Это явное противоречие в терминологии. То есть из этого можно сделать вывод, что такой законопроект рассматривать нельзя, так как его предмет не определим», – поделился мнением собеседник. Политик отмечает, что принцип добровольности получения помощи предполагает, что человек должен сам осознать, что на него оказывается воздействие и сообщить об этом, в таком случае непонятно, причем тут профилактика, то есть работа на упреждение. «В статье 17 законопроекта перечислены основания для осуществления мер насилия, но при этом в перечислении нет ни одного основания, при котором производится работа на упреждение. Все основания связаны с получением информации об уже случившемся или происходящем насилии, в то время как работой на упреждение можно назвать только правовое просвещение и правовое информирование, описанное в статье 19. Весь остальной текст законопроекта не соответствует заявленной тематике», – подчеркнул Ледовской. Описанные в статье 18 законопроекта виды профилактики направлены на помощь жертве уже состоявшегося семейного насилия и увещевании правонарушителей и преступников. «То есть это фактически закон не о профилактике, а о фиксации последствий домашнего насилия и реабилитации жертв после того, как оно случилось. Например, принцип соблюдения конфиденциальности противоречит определению профилактики насилия, где говорится о пресечении насилия и привлечении нарушителей к ответственности. Конфиденциальность в контексте закона нужна больше всего как мера защиты от нарушителей, а как на них можно воздействовать, не давая понять, что это в интересах жертв, лично мне непонятно», – считает зампредседателя регионального «Яблока». Также его смущает список субъектов профилактики насилия. «Среди них медицинские организации (которые могут быть как государственными, так и нет), а также общественные объединения и НКО. Мне кажется, что вмешиваться в дела семьи должны только люди, находящиеся на государственной службе и прошедшие соответствующую подготовку, иначе декларируемый принцип «не навреди» на практике не будет соблюдаться. В законопроекте одним из принципов определяется принцип «поддержки и сохранения семьи», при этом не факт, что фактически описанные методы профилактики не будут приводить к разрушению семей», – поделился опасениями Ледовской. Кроме того, в данном законопроекте не было бы необходимости, если бы не принятый более ранее закон о декриминализации семейного насилия. «В целом, как говорится, это законопроект «ни о чем». Предполагаю, что он возник как ответ на недовольство обществом законом о декриминализации домашнего насилия и фактически замазывает глаза. Но судя по комментариям, оставленным к законопроекту на сайте Совета Федерации, уже на этом этапе общество вполне себе понимает неэффективность и даже вред от мер, предлагаемых в данном законопроекте», – отметил политик. Главное – сохранить семью Депутат Думы Ставропольского края Николай Новопашин солидарен с митрополитом в позиции, что никто из посторонних не должен влезать во внутрисемейные дела. «Моя личная позиция, как у человека, у которого пятеро детей: нельзя лезть в семью. В семье может быть разное, бывает и ремень приходится применить, для того, чтобы дети делали уроки и прикрикнуть. Проходит время и прощения попросишь у детей, и они одумываются», – отметил парламентарий. Он рассказывает, что бывает в детском доме временного содержания «Причал». «У кого-то из содержащихся там детей родители разбились на машине, у кого-то запили и их изъяли, но в детский дом еще не определили, и они временно находятся там. Это хорошее учреждение в плане социальных условий: питание, специалисты, быт, но все дети плачут, я удивился, и своим детям это не раз в пример ставил. Казалось бы, у некоторых родители пьяные, ребенок сам убирается по дому, готовит, но никто не может заменить ему родителей», – указал Новопашин. Он считает, что корни бытового насилия лежат в социально-экономической плоскости. «Я всю жизнь посвятил проблеме наркозависимых, алкоголиков и хотел бы обратить внимание, что в 90% случаев домашнее насилие происходит из-за пьянства, наркомании. Мы должны смотреть в корень, что творится с родителями, почему сегодня кормилец оказывается без работы, почему люди начинают выпивать, и это важнее, чем выискивать причину изымать ребенка из семьи. У нас в Ставропольском крае есть положительный опыт, когда папа или мама начинали выпивать, их отправляли в реабилитационный центр, они проходили реабилитацию и получали шанс на новую жизнь», – сообщил депутат. Собеседник считает, что если человеку дать стабильную работу, пусть за небольшие деньги, то он ощутит безопасность. «Я говорю с людьми, а у них чувство тревоги, неуверенность в завтрашнем дне, будет ли у него работа, сможет ли он содержать семью, то есть человек находится в стрессе, поэтому некоторые слабые, неуравновешенные люди прячутся в бутылку. Нужна доступная ипотека, сельским людям нужна работа», – считает Новопашин. Он отмечает, что у государства и на данный момент есть все для того, чтобы работать с неблагополучными семьями. «Конечно, если имеют место быть какие-то систематические издевательства и избиения, то государство должно оперативно реагировать. Я не сталкивался с подобными ситуациями, так как, в основном, имею дело с людьми, которые становятся алкоголиками и вижу примеры, как они могут реабилитироваться. Мы сегодня не должны лезть в семью, так как последнее, что осталось для людей святым – это семья, нужно, чтобы она развивалась», – подчеркнул парламентарий. .
Свежие комментарии